Сатурник
Он родился холодной зимней ночью. В отличии от других новорожденных, он долго не кричал, и только после нескольких шлепков акушерки издал негромкий крик, похожий на хрип.
Он рос замкнутым и недоверчивым ребенком, никому не докучал расспросами, не позволял себе шалостей и резвых игр, предпочитая оставаться в стороне от шума и суеты. Он редко плакал и редко смеялся, что вызывало беспокойство его родителей. Из игр он предпочитал складывать кубики, что-либо строить или рассматривать картинки в книжках. Он мог часами находиться наедине со своими мыслями, задумчиво хмуря детский лобик. У него не было братьев и сестер, а родители были постоянно заняты своими делами, поэтому он чаще всего был предоставлен самому себе. Но это не расстраивало его – смысл одиночества он познал рано.
Его темперамент не отличался живостью и подвижностью, он был вполне уравновешенным и неторопливым ребенком, невосприимчивым ко всему, что окружало его. Он долго раскачивался, чтобы что-то начать и так же долго выходил из ситуации. Казалось, что он окружен каким-то невидимым и недосягаемым барьером, отделяющим его от внешнего мира и не дающим ему активно двигаться.
Его Малый мир состоял из ограниченного пространства – его комнаты, в которой всегда была задернуты шторы, и небольшого двора, в который он любил выходить под вечер, насмешливо посматривая на шумную детвору, проезжающие автомобили и спешащих прохожих. В Малом мире он был наблюдателем, и этот мир был для него опорой. Он не стремился его покинуть.
С годами его Малый мир расширил свои границы до школы, где он усердно и старательно учился, но при этом его отметки не были выдающимися. Он был честолюбив, но многого боялся, поэтому никогда никому не показывал своего недовольства оценками. Он привык быть всегда спокойным и уравновешенным. Все попытки одноклассников сблизиться с ним не имели успеха, он всегда держал дистанцию, и добиться от него теплых дружеских отношений не представлялось возможным. На вопросы он всегда отвечал односложно, а на какие-либо предложения – отказом.
Со временем он становился еще более практичным, скрытным и подозрительным. Никто не знал его замыслов и убеждений и уже не пытался с ним сблизиться и подружиться.
Большой мир казался ему хаотичным, опасным и беспокойным. Он боялся его, и тем сильнее укреплялось в нем чувство одиночества, жажда безопасности и стремление обрести устойчивость и надежность. Каждый вечер он покидал Большой мир и возвращался в Малый. Этот круговорот был неизменным, постоянным и равномерным – работающим как хорошо отлаженные часы.
Его быт также был неизменным и однообразным в его скромном жилье, аккуратно прибранном и без лишних вещей. Ему нравился установленный порядок, который никто не нарушал, и он находил удовольствие в том, что всегда находил любую вещь там, куда ее положил. В одежде он никогда не следовал моде, одевался в классическом стиле и одежду носил до тех пор, пока она выглядела пристойно. Старую и обветшавшую он аккуратно развешивал на помойках, будучи уверенным в том, что она пригодится бомжам.
Закончив непрестижный ВУЗ, он рано выбрал себе спокойную профессию музейного архивариуса с небольшим окладом и, кажется, в ней преуспел. Он даже находил удовольствие в таком кропотливом и однообразном труде. Он практически никогда не ошибался, внимательно раскладывая и сортируя документы, был прилежным и педантичным исполнителем, никогда не опаздывал и не задерживался сверхурочно. Его день был четко расписан по часам, и он никогда не отступал от правил. Именно в стабильности и надежности существования он видел успех в жизни. Он не стремился быть лучшим, предпочитая оставаться в тени.
Он не ждал от жизни ничего хорошего, и многие его считали пессимистом, но в глубине души он видел себя реалистом с критическим подходом ко всему. В мышлении он был консерватором, его убеждения были тверды и незыблемы, сомнения не были ему свойственны. Категоричность выводов настолько обескураживала окружающих, что спорить с ним никто не решался.
У него не было долгоиграющих целей и стремлений, но он твердо был убежден, что в жизни можно полагаться только на себя. Если и возникали какие-либо проблемы, он всегда их решал самостоятельно, не перекладывая ответственность на других.
Он обладал блестящей памятью на факты и детали, жесткой логикой и здравым смыслом. Но форма для него была куда важнее содержания.
В повседневных делах он предпочитал держаться за привычное, боясь любых перемен и неожиданностей. Если таковые случались, то он всеми силами старался вернуть прежний образ жизни и устойчивую колею.В этом плане он был упорным и волевым человеком. Принимая решения, он всегда опирался на здравый расчет и закон.
Его чувства никогда и никому не были видны, он редко улыбался, никогда и ни с кем не говорил по душам, внешне всегда был сдержан и учтив, а в плохом настроении – хмур и подозрителен.
Он не понимал любви, ему были чужды страстные люди, он считал их грешными и слабовольными, поэтому решил ни с кем не связывать свою жизнь, даже по расчету. Он никому не дарил подарков, считая это пустой тратой денег, но мог помочь делом, если этого требовала ситуация. Но только в том случае, если он был уверен, что сможет помочь.
Его главным жизненным сценарием было существование, обустроенное по правилам, по закону и на этот сценарий он тратил много усилий и упорства, стараясь во что бы то ни стало обеспечить себе надежность, спокойствие и безопасность.
Только одно мучило и тревожило его всю жизнь – собственная смерть. Мысли о ней шли вразрез со всеми его установками и представлениями о вечности. Он не мог понять, как может прерваться этот установленный поток жизни в таком привычном русле бытия!
Приверженец формы – он так и не смог понять и принять идею ее разрушения.
